— Обижаюсь ли я? — она освобождает руку от моей хватки, пренебрежительно скривив губы. — Я уже знаю, что под сердцем ты носишь ребенка от моего бывшего мужчины, Тея. От мужчины, про которого я писала для тебя сказки. Которого любила всю жизнь. Мужчины, который мог бы быть твоим отцом, но не стал, — жестким тоном выдает Эмили. — Думаешь, он любит тебя? — прищурив веки и прицелив тон, смеряет меня испепеляющим взором. — Он увидел в тебе мою тень, жалкую копию. Только и всего. Ему и тебе повезло, что вы не кровные родственники. Подобную мерзость переварить сложно.

Лучше бы она правда меня ударила. Избила. Толкнула в тугие объятия питона. Не такой я помню свою бесконечно нежную, любящую и ласковую маму… сейчас — это просто зомби. Марионетка Артура.

— Как ты можешь все это сейчас говорить? Все сложно, я хотела спасти Анну. И вернуть тебя, найти тебя, спасти тебя. Все эти годы, я не помнила тебя отчетливо… ясные воспоминания были редкими, и мгновенно ускользающими. Я не знаю почему, и что это за болезнь. Врачи разводили руками. Но сейчас, когда я помню все… Мы можем что-то придумать. Освободить тебя и крестную маму. Нам нужно договориться с ним. Леон что-нибудь придумает. Он отдаст ему пост Апексара, я знаю. Ради ребенка он пойдет на это, он любит его. Пусть не меня, но его, любит! — ком в горле становится невыносимо тяжелым. Спазмы сковывают мышцы лица, губы дрожат, норовя не удержать глухие рыдания.

Пусть не ради меня, но Леон пойдет на это ради своей мечты. Ради ребенка. Я чувствую это всеми фибрами души.

— Все сложно, но…

— Для меня все просто, Тея. Я ненавижу вас обоих. Но ты моя дочь. Я все могу принять от дитя, которого рожала в муках двенадцать часов. А Леон… Леон умрет, чтобы спасти тебя. Твоего ребенка он никогда не увидит. Жизнь за жизнь. Обычная сделка.

Я не верю, что Эмили говорит это все. Что она реально в это верит. Она под гипнозом, под наркотиками, под тлетворным влиянием чудовища… иного ответа нет.

— Что он тебе дал? Он дал тебе эту гадость?! Мама… никто не должен умирать. Никто. Артуру нужна власть, пусть он подавится ею.

— Ему нужно возмездие. Власти недостаточно для его насыщения. Невинная ты девочка, — с нахальной усмешкой, отзывается Эмили. Ее роботоподобный голос серпом проходится по моему сердцу. — Я помогу ему одержать возмездие. Мы все вместе заманили его сюда. И Дэмиан будет здесь с минуты на минуту, чтобы достойно встретить свою смерть.

— Мама, мы должны что-то сделать. Что-то придумать! — отчаянно кричу я, пытаясь достучаться до Эмили. — Если ты все еще там… внутри, мама, — обхватываю ее ледяное лицо. — Услышь меня. Помоги мне. Помоги нам. Никто не должен умереть сегодня. Ты же обещала… ты всегда защитишь, будешь рядом. Только ты можешь повлиять на Артура. Пожалуйста, я умоляю… ради меня, ради нас всех, мам. У нас может быть будущее.

— Ты как была наивным ребенком, так ей и осталась. Даже не верится, что ты была одной из ядовитых змей Артура, которую он закинул в логово Леона. Я не могу на него повлиять. Он не отступится. Он мечтал об этом дне всю свою осознанную жизнь с тех пор, как Леон стер его в порошок перед их отцом, Валентином.

— Ты не можешь так просто сдаться, я не верю. Ведь ты сейчас здесь. Он отпустил тебя ко мне. Чтобы поговорить, так?

— Артур занят, и позволил мне обсудить с тобой некоторые вопросы. Он сказал мне подготовить тебя к тому, что тебе предстоит увидеть… возможно, он хочет убить Леона, но не хочет, чтобы ты потеряла малыша от ужаса. У этого извращена могут быть на него или нее, свои планы.

— И ты так спокойно об этом говоришь? Он тебя загипнотизировал?! Еще скажи, что поможешь ему прикончить Леона.

— Я сделаю все, что прикажет Артур, — коротко кивая, однотонным голосом отрезает Эмили. Зрачок ее глаз расширяется, делая их темными, отражая заражение души Эмилии Моран.

Господи, что же с ней сделали. Ее сломали. Ее уничтожили. Лучше смерть, чем то, что сотворил с ней Артур…

Она была такой же юной девушкой, как и я. Любила, мечтала, строила планы. Физически она не умерла двадцать лет назад. Но душа ее давно покинула это красивое тело.

— Та сыворотка… это ее влияние? — тихо озвучиваю свою догадку. Черт возьми, я сама доставила ее Артуру. Сама. Если Леон умрет… если хоть один волос упадет с его коронованной головы… виновата буду я. На все сто, на все двести процентов.

Я буду нести за все это ответственность. Только я. И плевать, что у меня не было выбора.

— Нет никакого влияния, Тея. Я — это я. Просто я слишком долго нахожусь рядом с Артуром. Я хотела вернуться к тебе. Это было моим главным желанием, которое я каждый раз загадывала в свой день рождения. И Артур исполнил его. Ты здесь, моя мечта осуществлена, но я ничего не чувствую. Не знаю почему, но это так. В любом случае, ты моя дочь. Твоей смерти нет в его планах. А когда Леона не будет в живых, мы разберёмся с нашими обидами и прошлым. Может, это будет даже прекрасно: пусть он не достанется никому из нас. Пусть он умрет.

— Господи, он сделал из тебя чудовище. Не верю. Что ты способна на такие слова, — нервно пячусь назад, забыв о том, что где-то там, позади меня, ползает голодный питон.

— Ты ожидала, что я благословлю вас? — жестоким смехом заливается Эмили, подарив мне злобную ухмылку. Совершенно не материнскую.

— Ничего я не ждала… я хочу выбраться отсюда живой. Хочу спасти малыша и его отца.

— То меня, то малыша, то Анну, то Леона. Синдром спасателя — плохой синдром, Лея, — ласковое имя режет мне слух. Я замираю, приглядевшись к тому, что Эмили бросает короткий взгляд куда-то в сторону.

Я не совсем понимаю, что именно означает этот взгляд. Разве что… кто-то следит за нами. Очень внимательно следит. И все ее слова — фарс великолепной актрисы, убедительно играющей свою роль для наблюдателя. Могла ли Эмили посмотреть в сторону камер? И дать мне знак, что Артур сейчас наблюдает за нами?

Но разве это причина говорить все эти жестокие и ужасные слова?

— Это не синдром спасателя. Каждый человек переживает за близких ему людей и хочет, чтобы они жили долго и счастливо.

— Но это не сказка, Тея. Здесь нет «долго и счастливо». И здесь даже нет открытого финала, только плохой — смерть главного героя. Мучительная и долгая. Скорее всего, он вдоволь поиздевается над Леоном, прежде чем скормить его останки питону. Твоего ребенка, он заберет, как наследника. А меня… оставит своей женой. Учитывая его грязные фантазии, тебя он сделает своей любовницей, — меня едва ли не тошнит от озвучки подобного плана.

— И ты ему в этом поможешь?

— Я сделаю все, что он скажет.

— Не верю, что все это происходит, — отчаянно мотая голову из стороны в сторону. Неужели нет способа отрезвить ее? Достучаться? Вдруг она не блефует, а правда — зомби? Черт подери… во всем виновата я, и у меня просто нет права на ошибку. Я должна сделать все, что в моих силах. Вновь делая к ней несколько шагов, я крепко обхватываю плечи Эмилии Моран.

— Мама, вернись ко мне, — по слогам чеканю я. — Ты нужна мне. Все эти годы, я мечтала о том, чтобы вернуться к тебе, когда наступали проблески воспоминаний о моей истинной жизни и рождении. Я ждала этого дня с пяти лет… умоляю, не превращай его в ад, — срывающимся голосом молю ее я, заглядывая в абсолютно пустые глаза.

И вдруг…

Она медленно моргает три раза. И взгляд ее сразу же, после этого, становится вновь мертвым и кукольным.

Читай по моим глазам.

— Всего один день в аду, и все закончится, Лея, — все также монотонно продолжает Эмили. — У меня их было шесть тысяч девятьсот тридцать пять. А у тебя всего один, — фактически с иронией в голосе, бросает она. Эмили поднимает руку, чтобы убрать волосы за мое ухо.

— Ты так похожа на меня, — я не могу не заметить то, что открывается мне на ее запястье. То, отчего меня бросает в жар и холодно одновременно. Рукав ее платье ползет вверх, открывая мне шрам, состоящий из нескольких слов…

Выглядит это так, словно она выцарапала, выжгла пару фраз у себя на руке. Небольшое послание, что может передать мне без слов: